Читать книгу - "Десантник. Дорога в Москву  - Олег Таругин"

– Ирка, садись рядом с нами и держись покрепче, потом закончишь. Михалыч, тебя тоже касается, никуда планшет не денется. Мужики, подстрахуйте раненых, чтобы не свалились, сейчас трясти станет. И сами за что-нибудь ухватитесь, взлет обещает быть жестким. Попой чую.

Устало прикрыв глаза, десантник нащупал рукой ладошку Ирины, сжал ободряюще и негромко пробормотал легендарное гагаринское:

– Па-е-е-хали!

Ну, они и поехали. Точнее, покатились, постепенно набирая скорость и тяжело подпрыгивая на неровностях импровизированной взлетки.

Секунда, другая, третья…

Самолет разгонялся все быстрее; скрадываемые амортизаторами шасси толчки становились мельче, незаметнее. Моторы уже не выли, а ревели, из последних сил стремясь оторвать тяжелый самолет от земли. Стена деревьев за передним остеклением пилотской кабины стремительно приближалась, вырастая в размерах (этого Леха, понятно, видеть не мог, но отчего-то очень даже живо себе представлял).

Бледный как полотно особист сдавленно сопел, из последних сил сдерживаясь, чтобы не начать материться. Сдерживаясь, поскольку ругаться, находясь рядом с барышней, красному командиру, особенно сотруднику органов, никак нельзя. Барышня же в свою очередь молчала, до крови прикусив нижнюю губу. Ирине было до жути страшно и немного больно: Степанов, сам того не осознавая, все сильнее сжимал ее ладонь.

Транспортник снова подпрыгнул, резко задирая нос; восьмисоттридцатисильные двигатели взяли какую-то вовсе уж запредельную ноту. На несколько секунд навалилась тяжесть перегрузки, и десантник внезапно понял, что они оторвались от грунта. Вопрос только в том, надолго ли…

По дюралевому полу что-то металлически загрохотало, катясь в сторону хвоста, то ли оставленный без присмотра автомат, то ли какой-то незакрепленный элемент интерьера. Мысленному взору Лехи отчего-то представилось жестяное ведро, невесть каким ветром занесенное в пассажирско-транспортный отсек «Тетушки Ю». Обычное такое ведро из хозмага, литров на десять, оцинкованное, с писклявой проволочной ручкой, укрепленной в двух проушинах…

Подивиться очередному необъяснимому выверту сознания Алексей не успел: едва начавший набирать высоту Ю-52 судорожно дернулся, резко подскакивая вверх и тут же проседая на несколько метров. Сквозь забивший уши ватный рев моторов донесся короткий хруст; что-то прошелестело по внешней обшивке. Еще один рывок; самолет сильно качнуло с крыла на крыло – сперва на него навалилась Ирка, затем – Батищев. Рев двигателей, трехэтажный мат не сдержавшегося контрразведчика, вскрик кого-то из раненых и испуганный визг девушки.

«По ходу, лес мы все-таки немного подстригли. Пару секунд, – равнодушно отметил Степанов, которым внезапно овладело какое-то странное спокойствие, граничащее с апатией. – Сейчас или в набор высоты пойдем, или вниз посыплемся. Двадцать два, двадцать три, двадцать… пронесло, опять вверх поперли. Удержал Васька самолет, молодчага».

«Юнкерс» и на самом деле выровнялся, неспешно карабкаясь в безоблачное июльское небо. Моторы теперь гудели ровно, без былого истеричного надрыва. Мощный встречный поток причудливыми узорами размазывал по остеклению ближнего к крылу иллюминатора желтовато-бурые маслянистые потеки. Что это означает и насколько опасно, Алексей понятия не имел, догадываясь, впрочем, что в норме масло из двигателя на остекление брызгать не должно. Все, взлетели…

– Леш… – пискнула привалившаяся к десантнику Савушкина.

– Молчи, грусть, молчи, – пробормотал он в аккуратное ушко девушки. – Сам в шоке, что мы еще живы, если честно.

– Да я не о том! Ты руку-то мою уже отпусти, больно немножечко…